Тьма на ладони - Страница 74

За стойкой показалась Нами-тян, но один из иностранцев тут же пристал к ней с каким-то вопросом.

– Эрик Бёрден, – ответила она ему на грубом английском.

Юнец спросил что-то еще. Я посмотрел на него внимательнее. Белый парнишка лет двадцати уже принял на грудь будь здоров.

Нами-тян пожала плечами и обернулась ко мне:

– Эй, папаша! Ты не в курсе, кто у них на органе играл?

– Алан Прайс, – ответил я не задумываясь.

Она повторила парню мои слова. Он криво усмехнулся и с явным вызовом прогнусавил что-то еще. Нами-тян повысила голос, ответила что-то резкое, и клиент наконец заткнулся.

– Что происходит? – поинтересовался я.

– Спрашивает, почему в этом баре крутят одно замшелое старье. Его забыла спросить! Ну, я и говорю: если не нравится – чего про орган было спрашивать? Придурок какой-то, ей-богу… И без него забот полон рот!

Зная Нами-тян, можно было не сомневаться: на английском она прописала ему кое-что пожестче. Замшелое старье? Никогда бы не причислил «Дом восходящего солнца» к такой категории.

Нами-тян заглянула в мой бокал. Там было пусто.

– Еще?

– Да нет, – покачал я головой. – На сегодня хватит.

– Здорово ты в старых вещах разбираешься!

– К сожалению, только в старых…

– Это уж точно. Что перед носом творится – вообще не замечаешь. А жизнь вокруг – это тебе не пупок!

– Чего-чего? Какой еще пупок?

– Тот самый. Который у всех посреди живота расположен, а думать о нем никому и в голову не приходит. Ужасная несправедливость, тебе не кажется? Вот и ты со своей жизнью так же. И сам не живешь, и другим не даешь.

– Ого… Первый раз такой пример слышу. Да с чего бы я о своем пупке специально думал? И без него забот полон рот!

– Ну смотри. Может, я и зря вчера о тебе позаботилась…

– Ты о чем?

– Да Охара твоя звонила. Вчера, поздно вечером.

– Это я знаю.

– Но ты же не знаешь, о чем я говорила с ним.

– С ним?!

– Ну да… Она звонит, я говорю – дай-ка мужу трубочку. Ну и влепила ему: смотри, парень, будешь ворон считать – старый хрен у тебя жену отобьет!

У меня отвисла челюсть. Несколько секунд я смотрел на нее, не зная, что сказать. И наконец перевел дух.

– М-да-а… Вот уж действительно, спасибо за заботу!

– А что? Или я ошибаюсь?

«Ошибаешься!» – хотел было сказать я, но она убежала к клиентам. Работы сегодня хватало, и даже Майк выполнял роль официанта. Конец недели, куда деваться.

Хозяйка исчезла, но старые песни зазвучали погромче. Слушая эти мелодии одну за другой, я впал в удивительное состояние. Как будто я сидел на дне глубокого пруда в клубах какого-то ила из живых организмов, что плясали вокруг меня, слагая призрачные фантомы. У фантомов были лица. Эти лица то появлялись, то вновь исчезали передо мной. Я увидел лицо отца. Лицо своей бывшей жены. Лица людей, с которыми я когда-то работал, но чьи имена позабыл. Лица всех, кого я повстречал в своей жизни за сорок с лишним лет. Была там и Охара с ее робким мужем. А также та, что, возможно, звонила сегодня по телефону, хотя и не сказала ни слова. За двадцать лет ее лицо ни капельки не изменилось.

Скольких из этих лиц мне доведется увидеть еще хоть раз? Я задумался, но тут же понял, насколько бессмысленны любые попытки ответа. Странный ил успокоился и мягко осел на дно.

Старенький Донован допевал свою «Mellow Yellow». Я поднялся с табурета. На часах еще не было восьми.

Нами-тян зашивалась за кассой.

– Ты уж прости! Народу сегодня – как сельдей в бочке, – извинилась она.

– Да все в порядке, – улыбнулся я. – А насчет мужа Охары ты, ей-богу, зря беспокоишься…

– Почему это зря?

– В конце марта я увольняюсь. И все ниточки между нами оборвутся.

– Такие, как сейчас? Не надейся, не оборвутся!

– А ты откуда знаешь?

– Что, у меня глаз нету, что ли? Девчонка по краю ходит. Сама не понимает, что творит. У тебя кожа ведь как у бегемота, ничего не замечаешь! Этот мир погубят толстокожие, не слыхал? Если с девчонкой в таком состоянии обращаться, как с пупком на животе, она постепенно с ума сойдет, так и знай!

– Да ну тебя… Правда, что ли?

– А то!

Я вышел на улицу. Толстокожий? Сам не живу и другим не даю?.. Я шел по улице, размышляя о пупке на животе, как вдруг мои мысли переключились на Киэ Саэки. Разве Исидзаки игнорировал ее как женщину? Нет. Ее чувства он понимал отлично. Просто не позволял ничему произойти, вот и все…

Я брел по улице в сторону Ногидзаки. Теплый весенний ветер ласкал лицо. Ближе к перекрестку Роппонги меня окружила толпа, и воздух стал еще жарче. Добрый знак: если кожей чувствую время года – значит, иду на поправку.

Подходя к «Ёсинаге», я взглянул на часы. Восемь двадцать. В дальнем конце квартальчика я заметил какой-то магазинчик. Жалюзи на входе опущены, под навесом черная тень. Отсюда хорошо просматривалась вся улица. Я спрятался в тень и открыл коробку.

Две вертикальные стойки «Изи хангера» были самыми увесистыми. Я достал из коробки широкий скотч, что успел купить в лавке на станции. И принялся наматывать его на один конец трубы до толщины рукоятки обычного деревянного меча. «Изи хангер» оказался чуть легче того, к чему я привык, но в целом Майк угадал: теперь в моей руке было кое-что повнушительней, чем палочка от барабана.

За все это время ни одной фигуры у входа в «Ёсинагу» я не заметил. Однако не успел я оборвать ленту скотча, как зазвенел мобильник. От «Ёсинаги» было достаточно далеко, чтобы говорить в полный голос, и я нажал кнопку «прием». Поднося телефон к уху, я ощутил холодок в животе. А что, если это…