– Приказ понял, – сказал я. – Слушаю и повинуюсь.
Охара наконец-то улыбнулась. То, от чего лихорадило весь этаж, ее, похоже, вообще не интересовало.
– Ты, кстати, эту статью читала?
– Читала, – кивнула она.
– Кажется, название «Напитки Тайкэй» исчезает с лица земли.
– Похоже на то.
– Все вокруг с ума сходят. Одна ты, я смотрю, спокойна как слон.
– А чего тут с ума сходить? У большого бизнеса свои законы. Президент скончался, а плакать по этой фирме я особых причин не вижу. Как выполняла свою работу – так и дальше буду выполнять. Мне-то какая разница?
– Да уж… – только и хмыкнул я.
Сегодня утром Охара чувствовала себя лучше всех. Можно было не сомневаться: именно такие, как она, и выживут в нашей стране победившего корпоративного менеджмента. В ее отношении к миру все было безупречно. Кроме, пожалуй, одной детали. Того, как она кусала губу, рассказывая, что запретила мужу упоминать название ее компании в журнальной статье.
То ли совсем успокоившись, то ли поняв, что больше из меня ничего не вытянуть, она поднялась со стула. Подошла к двери и уже открыла ее, собираясь выйти, но вспомнила что-то еще.
– Да! – сказала она, обернувшись. – Ваш конверт я спустила в шреддер.
– Что спустила? – не понял я. – Какой конверт?
– «Прощальный подарок» директору Какисиме.
Она вышла, и я остался один.
Я подошел к окну и посмотрел наружу. Это утро тоже выдалось ясным. Как и утро, когда я узнал о смерти Исидзаки. Сколько суток прошло с тех пор? Так или иначе, теперь всему конец. Вслед за жизнью моего президента завершилась моя трудовая жизнь. Я больше не салариман. Эмоций – ноль. Зря Охара беспокоилась за мою психику. В душе не осталось ничего, кроме пустоты.
Я вернулся на свое место.
В отделе все было по-прежнему. Никто и не думал работать. Сотрудники сбивались в галдящие кучки, разбегались и через полминуты собирались где-то еще. То и дело кто-нибудь переходил на крик. Что еще за «слияние капиталов»? Ситуация небывалая, но от руководства компании никаких комментариев пока не поступало. Представляю, что сейчас творится в директорате. Взмыленный Санада уговаривал кого-то не принимать близко к сердцу строчки из газетной статьи. Судя по всему, он тоже не владел ситуацией. Другие начальники отделов, похоже, занимались тем же самым. А среди всей этой вакханалии сидела Охара и спокойно вычитывала гранки очередного рекламного текста.
Заняться мне было нечем. Участвовать в пересудах толпы никакого желания не возникало. Я сидел и рассеянно скользил глазами по буклету, который наш отдел кадров рассылал всем увольнявшимся «добровольцам». «Медицинское обследование за счет компании после Вашего ухода…» И тут меня похлопали по плечу.
Я обернулся. Надо мной стоял Какисима с крайне замысловатым выражением лица. Чудеса какие-то. На моей памяти в отдел рекламы со своих небес он не спускался еще ни разу.
– Ну и дела! – сказал я. – И что же, интересно, тебя сюда притащило? Я думал, директор общего менеджмента сейчас должен зашиваться круче всех!
– Оказалось, не совсем так… Ты сейчас свободен?
Я взглянул на часы. Почти одиннадцать.
– В обед у меня посетитель. До тех пор – как птица в полете.
– Тогда пойдем наружу, проветримся.
– А почему не в бар наверху?
– Погода сегодня хорошая. Иногда и на улице неплохо посидеть. Для разнообразия.
Я вдруг заметил, что почти весь этаж осторожно поглядывает на нас. Но никто и не думает подойти и заговорить. Настолько странным было у Какисимы лицо.
Мы вышли из конторы и, не сговариваясь, направились во дворик соседнего здания. Набрели на какую-то скамейку, присели. И только тут я вспомнил, что на этой же скамейке несколько дней назад медитировал Томидзава.
– Смотри-ка… И правда погода отличная! – расслабленно произнес Какисима.
Я посмотрел на него. Странное выражение наконец-то исчезло с его лица, и он снова выглядел безмятежно. Проследив за его взглядом, я уставился в небо. Погода и правда была что надо. Несмотря на полуденный час, ослепительные лучи поливали землю, точно струи солнечного душа. Похоже, сегодня еще потеплеет… Щурясь от яркого света, я огляделся. Молоденькая сакура покачивала ветками у нас над головой. Ни одной почки еще не раскрылось. А через неделю, когда я уйду из фирмы, это деревце будет просто не узнать.
– Ну, что? Прошла твоя простуда? – спросил Какисима, разглядывая небеса.
– Да… – так же рассеянно сказал я. – Прошла.
Больше отвечать было нечего. Не зря же я весь уикенд провалялся в постели.
– Я тоже решил уволиться, – вдруг сказал он.
– Вон как… – ответил я.
Криво усмехнувшись, он посмотрел на меня:
– Ну вот! Я думал тебя огорошить. А ты как заранее знал…
– Да тут только идиот не догадается! Такая статья в газете вышла. Биржа торги заморозила – как по нашим акциям, так и по «Одзиме». Журналисты телефоны обрывают. Заказчики с ума сходят. А человек, который должен во всем этом крутиться как белка в колесе, сидит под сакурой и о погоде рассуждает!.. Ну, и чего увольняешься?
– Это я «слил» информацию газетчикам.
– Хм-м, – протянул я. – Зачем?
– Мы с Тадокоро во мнениях разошлись. Двое суток с ним спорили – всю пятницу и всю субботу, не считая сна.
«Хм-м…» – повторил я про себя.
– Детали опускаю, но смысл такой. Наш генеральный настаивал, чтобы мы приукрасили отчетность за последний квартал, списав все утекшие капиталы на счет «непредвиденных убытков». В нынешней бухгалтерии это называется «уходом в серую зону», на волосок от нарушения закона… В общем, я был против такого риска.