Исидзаки смотрел на меня и молчал. Я продолжил:
– Между тем у отснятого вами изображения эта «белая рябь» отсутствует. Только что вы сами это увидели. Показать еще раз?
Ничего не ответив, он покачал головой. И тогда я закончил:
– В таком случае подводим итоги. Это видео было снято цифровой камерой, а потом переписано на пленку. Иначе говоря – изображение смонтировано на компьютере. Компьютерная графика – вот что это такое.
Исидзаки глубоко вздохнул. Из его голоса исчезла уверенность:
– Здорово ты все подмечаешь…
– Я же говорил вам утром. Когда я вернулся в рекламу, перемены в этом бизнесе были слишком разительны. Пришлось кое-чему подучиться. В том числе и цифровым технологиям.
– Хорошо же ты «подучился», если такие мелочи замечаешь. Я об этом даже не подозревал…
– Честно говоря, эти мелочи я заметил тоже не случайно. Дело в том, что на этой записи слишком реальная картинка. Скорость компьютерного изображения – тридцать кадров в секунду. И хотя в обычных сценах разницу между цифрой и пленкой не заметит даже профессионал, в таких кадрах, как полет человека в воздухе, резкая смена действия и прочие редкие события, эта разница все же видна. Если честно, я сперва тоже засомневался. Может, ничего бы и не сказал вам, если бы не эта визитка.
– Визитка?
– Так точно. Вы сказали, что обменялись с профессором Ёдой визитками. Но позвольте – кто же носит с собой визитные карточки на прогулке вокруг дома или бегая по утрам? Не говоря уж о том, что господин Ёда был в спортивном костюме. Даже на экране видно – никаких карманов у него не было. Я дважды это проверил. И тем не менее визитка, которую вы мне дали, – абсолютно чистая, без единой помятости или складочки…
Исидзаки молча смотрел на меня. Абсолютно бесстрастно. Делать было нечего, и я снова заговорил:
– Разумеется, смонтировать запись так, чтобы сымитировать в цифре эту аналоговую рябь, совсем несложно. Но в вашем случае этим занимался специалист молодой, которого сразу обучали только цифровым технологиям. О слабостях аналоговой записи он был просто не в курсе. Логично?
Взгляд Исидзаки устремился куда-то поверх меня. В кабинете не осталось ничего, кроме густой тишины, которая наконец разрешилась очередным глубоким вздохом. При этом лицо его изменилось. Он едва заметно улыбался. С каким-то странным облегчением. По крайней мере, мне так показалось.
– Да, – сказал он, – теперь я могу собой гордиться.
– В каком смысле?
– Я все-таки неплохо разбираюсь в людях. Человек, которого я нанял на работу двадцать лет назад, оказался гением.
– Кем?
Улыбка на его лице стала шире. Уголки губ чуть задрожали, расползаясь в стороны.
Насмотревшись на эти метаморфозы, я спросил:
– Итак. Что вы будете делать? Компьютерная графика – революционный метод обработки изображения. В наши дни без нее не выживут ни кино, ни реклама. Вы же предлагаете рекламу наших напитков на основе подделки. Реклама на основе этого видео – один из вариантов технического мошенничества. Если его разоблачат, пострадает не только рекламируемый продукт. Встанет вопрос о доверии ко всей компании в целом. А однажды подорванное доверие восстановить практически невозможно. Иначе говоря, такой ролик ставит под угрозу выживание «Напитков Тайкэй».
Улыбка не исчезла с его губ, когда он спросил:
– А если бы я предложил тебе поучаствовать в таком мошенничестве?
– Я бы отказался. А если бы вы стали выкручивать мне руки – сообщил бы об этом всем своим знакомым на телевидении.
– Толково, – ответил он спокойно. – Тогда мы немедленно останавливаем производство этого ролика.
– Хорошо. В таком случае прошу вас лично сообщить об этом господину Санаде.
– Нет проблем…
Я глубоко вздохнул. И только тут заметил, что стою столбом посреди кабинета. Меня снова мутило.
– На этом, если позволите, я откланяюсь.
– Погоди.
– Что-то еще?
Исидзаки посмотрел на меня с подозрением:
– А почему ты ничего не спрашиваешь? Ты собирался изготавливать рекламу под моим началом. Неужели ты ничего не хотел спросить? Или у тебя не было никаких сомнений?
– Я – человек, который через две недели отсюда исчезнет. Ваш приказ об отмене ролика я воспринимаю как сигнал о том, что весь наш разговор уходит в прошлое. А копаться в прошлом не в моих интересах.
Оставив на столе лишь его кассету, я собрал остальные пленки. Он молча следил за мной. Я сложил вещи в кофр и повернулся к выходу. В нависшей паузе он тихо сказал:
– Ну что ж… Спасибо тебе за все.
Я посмотрел ему прямо в глаза. Сегодня я уже слышал эти слова. Накануне моего увольнения он благодарил меня во второй раз. И говорил при этом не как президент, но как усталый старик. Словно душа его уже готова отмучиться. Я вспомнил его голос сегодня утром: «Эти кадры – мой стыд». Может, он имел в виду совсем не то, что мне показалось? В торжественном спокойствии его лица я вдруг прочел глубокую скорбь. По крайней мере, мне так почудилось.
Молча поклонившись, я вышел. И отправился в медпункт.
Звонил не будильник.
Что же? Я открыл глаза и уперся взглядом в сумеречную стену. Взглянул на часы. Пять утра. Вчера я проснулся во столько же. Голова раскалывалась, мозги опять превратились в соевый творог. Как вчера на Роппонги. Единственное отличие – сегодня меня разбудил не дождь, а мобильник.
Трубка валялась рядом с кроватью. Я слушал ее трели и ждал, пока прояснится голова. События вчерашнего вечера вертелись в памяти бессвязными обрывками. Я вспомнил, как врач в медпункте взглянул на градусник и выпучил глаза: