Тьма на ладони - Страница 21

– Сорок и три! Как вы еще на ногах стоите?! Немедленно домой и в постель!

И я решил последовать его совету. Вернулся в отдел и доложил Санаде о заключении врача. Президент Санаде уже позвонил. Как видно, ничего подробно не объяснял – дескать, ролик отменяется, и никаких деталей. Санада выглядел так, словно его укусила лиса. Охары на месте не было, и, когда я попросил передать ей, что заказ монтажной студии отменяется, его перекосило еще больше. Наверно, представил, в какую сумму это нам обойдется. И все же его ума хватило на то, чтобы не орать на человека с температурой за сорок. Моя болезнь меня спасла.

Что было дальше – я помнил крайне плохо.

Вернувшись к себе на Готанду, я откупорил бутылку виски. Это я еще помню. Потом навалился сон. Вязкий, как болото, он то отпускал, то накрывал меня снова. Кажется, я просыпался и снова пил. Возле кровати валялась пустая бутылка. Простыни взмокли от пота, хоть выжимай.

Наконец я взял трубку. Звонил Какисима.

– Хориэ? Срочно дуй на работу.

– Какого черта? – еле выдавил я. – Что там делать в такую рань?

– Президент Исидзаки скончался.

Остатки сна улетучились.

«Не может быть!» – пронеслось в голове. Душа раскололась надвое: горечь с облегчением пополам. Я переложил трубку в другую руку.

– Когда?

– Вчера… Вернее, уже сегодня. Примерно в час ночи. Самоубийство.

– Самоубийство?!

– Детали потом расскажу, – деловито добавил он. – В полвосьмого – экстренное собрание совета директоров. В девять – официальное оповещение сотрудников, в одиннадцать – встреча Тадокоро с прессой. А до того я хочу собрать как можно больше информации о том, что случилось. Вчера Исидзаки вызывал тебя и Санаду. Ни цель этой встречи, ни содержание вашего разговора пока никому не известны.

– Ну еще бы, – сказал я.

– В общем, я у себя.

– Понял. Через полчаса буду.

Я вылез из постели. Голова разваливалась на куски. Температура упала, хотя и не понятно на сколько. Может, просто похмелье? Как бы там ни было, Какисиме сейчас хреновей, чем мне. Не знаю, когда он услышал эту новость, но похоже, этой ночью он не ложился. Судя по голосу в трубке, мне он звонил далеко не первому. Я наскоро напялил костюм и сунул в карман градусник, купленный вчера в аптеке.

На двадцатом этаже царила тихая паника. Двери зала для совещаний, из которого я звонил Охаре, были открыты. Пять или шесть директоров уже сидели внутри и с таинственным видом о чем-то шептались.

Я прошел мимо, сразу в кабинет Какисимы.

Дверь я открыл без стука. Какисима сидел за столом и глядел в монитор. Лицо его было серым от усталости.

– Ну вот… Газетчики уже в курсе, – проворчал он и глубоко вздохнул. – В срочных новостях уже написали. Сейчас набьются сюда как сельди в бочку. Не было печали.

– Откуда узнали-то? От полиции, что ли?

Он покачал головой:

– Черт его знает… Ты, кстати, меня извини. Я тебе еще раз звонил, да ты уже ушел.

– Зачем?

– После тебя я звякнул Санаде. Он сказал, что у тебя температура за сорок. Прости, я не знал.

– Мне уже лучше. Не бери в голову.

В такси по дороге на работу я измерил температуру. Тридцать восемь с мелочью. Наверное, из-за того, что всю ночь потел.

– Значит, Санада тоже скоро притащится?

– Ага. Я уже обзвонил всех начальников отделов и выше. Когда все соберутся, проведем экстренное собрание. Тебя, конечно, можно было не дергать. По телефону бы обо всем договорились.

– Да все в порядке. Санада живет в Фунабаси, ему целый час добираться. Вот и расскажи пока, что случилось.

Какисима кивнул и, борясь с усталостью, начал рассказ.

Десять лет назад у Исидзаки умерла от какой-то болезни жена. С тех пор он жил втроем со старшим сыном и невесткой. Внуков у него не было. Вчера вечером около девяти он вернулся домой в Хироо. Не слишком поздно, не слишком рано. Как всегда, принял ванну и около полуночи закрылся в своем кабинете.

Сын Исидзаки работал архитектором в компании «Строительство Нидзё». Вчера вечером он взял работу на дом и не спал допоздна. Возвращаясь из туалета мимо кабинета отца, вдруг заметил, как из-под двери выбивается свет. Шел уже второй час ночи. Обычно в это время отец уже спал. Сын постучал, но никто не ответил. Тогда он открыл дверь. И увидел тело отца, висевшее в центре комнаты.

Тут же позвонили в «119». Примчалась «скорая», но жизнь Исидзаки уже оборвалась. Врач попытался сделать массаж сердца, но тело было уже холодным. Затем пришел участковый, узнавший о произошедшем от службы спасения.

На рабочем столе Исидзаки нашли два конверта. Один адресован сыну, другой – гендиректору «Напитков Тайкэй».

– Исидзаки повесился?!

Какисима кивнул:

– На электрическом шнуре. Закрепил его на крюке для люстры. Как только врач засвидетельствовал факт смерти, сын позвонил руководству компании. Гендиректору в том числе. Тадокоро тут же сообщил мне, и я выехал на место происшествия. Часа в два ночи. А под утро судмедэкспертиза подтвердила факт самоубийства.

– Погоди-погоди, – перебил его я. – Какая еще экспертиза?

Какисима недоуменно посмотрел на меня:

– Обычная, в институте Тоё… Скорее всего, тело уже привезли домой. Что-то не так?

– Ну конечно, – ответил я. – Ты что, думаешь, судмедэкспертиза производится после любой смерти? Ничего подобного! В тех случаях, когда подозрения в убийстве не возникает – смерть через повешение, пожар или ДТП, – достаточно официального вскрытия, которое подтверждает, что смерть была ненасильственной. Таким вскрытием занимается патологоанатом в обычном морге. А экспертизу поручают институтам, которых в Токио всего пять или шесть, лишь когда нужно установить причину смерти. То есть только в том случае, когда вероятность убийства достаточно велика…